Птица, плачущая кровью

[Amagi]

Если не так оформлено, поправьте, пожалуйста

Это единственное мое произведение о Древнем Востоке, написанное по мотивам "Завещания Соломона" и еврейской легенды о принуждении царем Израиля демонов. На историческую достоверность не претендую, потому что в рассказе храм строится за один год (в "Завещании" Асмодей говорит Соломону: "Власть твоя - не больше, чем на год"), тогда как в реальности, если я ничего не путаю, на его постройку ушло более семи лет. Я не профессионал, я только учусь, поэтому, если заметите огрехи - любые, будь то хромающая грамматика или нарушение историко-мифологической достоверности, - скажите, я поправлю.


Описание:

X век до нашей эры. Строительство Иерусалимского храма, в котором, по легенде, задействованы были не только люди, но и приневоленные царем Соломоном демоны. Аарону, мальчику-водоносу, царь отдает под начало Асмодея. Мальчик сначала опасается своего слуги-помощника, но со временем входит во вкус управления столь могущественным созданием, забывая по отношению к нему даже ту человечность, что была вначале. Он думает, власть его будет длиться вечно...

читать рассказ

Птица, плачущая кровью

Язычки огня неспешно лизали подвешенные на тростниковой пике сердце и печень ассирийской зубатки, сжигаемые вместе с тамариском. В воздухе вился едкий дымок, и Аарон то и дело морщился от неприятного запаха. Однако его страдания были ничем в сравнении с муками существа, заключенного в очерченный на земле круг. Существо билось и металось, пытаясь вырваться за пределы невидимой тюрьмы. У него, казалось, не было постоянного облика. То в лохматого пса превратится и бросится на незримую преграду, то обернется птицей и попробует взлететь – но словно что-то давит на крылья, не позволяя им расправиться, то станет львом и ударами могучих лап пробует пробить одному ему ведомую стену.

Он был страшен и жалок одновременно, и Аарон вместе с ужасом испытывал такое сильное любопытство, что отвести глаз от создания, бьющегося внутри круга и оглашающего воздух звериными криками, было невозможно.

Существо обернулось сфинксом, львиную голову заменила человеческая. Аарон ждал, что уста измученного пленника хоть что-нибудь произнесут, но тварь замерла на месте, внезапно покачнулась и рухнула в песок, подняв облако пыли, осевшее на черных, будто смола, волосах.

- Он… он без сознания? – робко спросил мальчик у стоявшего рядом царя.

Соломон, сын Давида, мудрейший из сынов Израиля, в этот раз, по мнению Аарона, поступил весьма опрометчиво, самостоятельно войдя в круг и склонившись над существом. Потрогал пушистое плечо, слегка толкнул. Ничего.

- Думаю, да. – Царь выпрямился, отвернувшись от бесчувственного создания, и в это время львиная лапа приподнялась, выпуская стальные когти.

- Осторожно! – закричал Аарон, бросившись было на помощь, но царь справился без него. Сорвал с пальца перстень с высеченной на нем гексаграммой, бросил сфинксу в грудь. Черные глаза подернулись сероватой пленкой, лапа бессильно опустилась на землю. Чудовищная тварь затихла окончательно.

- Вот теперь точно без сознания, - удовлетворенно произнес владыка, вышагивая из круга. – Это Асмодей, один из царей подземных. Я отдаю его тебе под начало, Аарон-водонос. Будь с ним строг и не допускай поблажек. Помни: поработить демона помогла сила Господа, и, с толком используя нечеловеческую мощь этого существа, мы служим Всевышнему. Когда он очнется – отправь его работать и следи, чтобы не ленился. А вздумает противиться – призывай имя Господа, и он покорится. Асмодей будет ходить в оковах и не посмеет причинить тебе вреда. Закуйте ему передние лапы, - велел он страже. – Теперь, Аарон, в кого бы демон ни вздумал превратиться, эти цепи всегда будут на нем.

Мальчик слушал царя и не мог поверить, что ему, Аарону-водоносу, простому рабочему, ничем среди других не выделившемуся, поручают начальствование над одним из адских князей. Конечно, ему было не по себе, и уверенность в том, что свирепый Асмодей покорится мальчишке, отсутствовала, но гордость и важность возложенных на него обязательств перевешивали этот страх, и Аарон ждал уже с нетерпением, когда же, наконец, очнется демон, чтобы можно было показать свою власть и проверить силу собственной воли.

… На столике, наспех сколоченном из обструганных досок, лежали чертежи будущего храма, над которыми иной раз до хрипоты спорили мастера, вот как сейчас, например. Аарон не прислушивался к перепалке. Он рассматривал все еще не очнувшегося Асмодея, перетащенного стражниками ближе к стройке, завороженно любуясь переливами солнечного света на золотой львиной шкуре. Волосы сфинкса разметались в пыли, глаза были закрыты, левая передняя лапа, как-то неестественно подогнутая под туловище, до отказа натянула цепь. Видимо, стражники не заботились об удобстве демона и свалили его как пришлось… А может, просто боялись долго с ним возиться: ну как проснется? Глядя на перекатывающиеся под кожей мышцы, Аарон почувствовал, как испаряется его решимость. Демон, даже закованный, был опасен.

Но нет. Нужно быть сильным. Или не всемогущество Господа поработило это грозное создание?

Аарон поднялся, выпрямился во весь рост и произнес громко, стараясь, чтобы не дрожал голос:

- Поднимайся, демон. Хватит бездельничать. Тут вдосталь для тебя работы.

Зверь пошевелился, приподнялась и опала грудь, исторгнув тяжелый вздох, лапы заскребли по песку, пытаясь найти опору и не дать телу рухнуть снова. Аарон почувствовал, как сердце наполняется гордостью. Его первый маленький подвиг – сила слова. Прав был мудрейший из мудрейших: когда говорит человек, с которым пребывает милость Господа, слов его невозмож…

Мысли о собственной силе оставили его, стоило встретиться взглядом со свирепыми черными глазами.

- Ты кто? – мрачно вопросил Асмодей, глядя на мальчика с такой злобой, что тот едва подавлял желание отвернуться.

- Меня поставил над тобой владыка Соломон. Я Аарон-водонос, и с этого дня ты мой помощник.

Сфинкс раздраженно клацнул челюстями.

- А теперь я повелеваю тебе, демон, принять человеческий облик.

Темные глаза яростно полыхнули.

- Да кто ты такой, мальчишка, чтобы приказывать мне!

- Если ты не подчинишься, я призову имя Господа и архангела его, Рафаила, и тогда ты испытаешь унижение в тысячу раз более горькое.

Сфинкс ничего не ответил, лишь фыркнул озлобленно, и тело его начало меняться, приобретая человеческие очертания. Через пару минут перед Аароном стоял высокий мужчина, слишком совершенный для человека и слишком уродливый для ангела, с искаженным ненавистью лицом.

- Вот десять сосудов, демон, до захода солнца ты должен десять раз сходить к реке и наполнить их водой. И попробуй хоть каплю пролить.

Взгляд адского духа обежал объемные сосуды высотой каждый ему по грудь и остановился на юном хозяине.

- Ты сейчас торжествуешь, мальчишка, но клянусь, не пройдет и года – и ты захлебнешься водой, которую сейчас велишь мне носить.

С этими словами он взял первый сосуд, водрузил себе на голову и, чуть придерживая руками, ушел в сторону реки. Шаг его был неспешен, и мальчику подумалось, что демон не успеет справиться со всей работой до заката. Он, Аарон, за день мог сходить к реке не больше трех раз, да и то если забыть про полуденный отдых.

… Солнце уже как раз подкатывалось к полудню, когда мальчик вернулся с наполненной бадьей и воткнул острое донышко в песок, присев рядом, чтобы дать отдых усталым ногам. Не успел потянуть стопы, чтобы восстановить кровоток, как увидел приближающегося Асмодея, несущего на голове полный сосуд воды. Невольно Аарон подивился: сосуд тяжел, а демон несет его так легко, будто это корзина с фруктами, не гнутся плечи, не горбится спина… Хотя чего он ожидал от создания, наделенного нечеловеческими силами. Подхватившись, мальчик подождал, пока демон опустит ношу на землю и обвиняюще ткнул его пальцем в грудь.

- Я и то вернулся быстрее тебя, нечистый дух. Я скажу царю, что ты плохо справляешься со своей работой.

- Посмотри. – Демон кивнул на составленные в ряд сосуды, и Аарон увидел, что четыре из них были уже заполнены до краев. Слова благодарности уже готовы были сорваться с его губ, но мальчик тут же вспомнил, кто перед ним, и произнес строго:

- Продолжай. Ведь тебе, как я понял, не нужен отдых.

Он вытянулся под смоковницей, жесткие листья которой давали тень в жаркую пору, и блаженно прижался затылком к шершавой древесине. Как раз началась раздача еды, и, получив свою миску бобовой похлебки (в которой почти всегда было и мясо: Соломон своих работников ценил) и кусок хлеба, Аарон отдыхал, глядя на возводящийся храм, в благодушном расслаблении восхищаясь мудростью царя, сумевшего заставить демонов работать на строительстве дома Божьего.

Когда его скромный, но вполне достаточный обед подошел к концу, мальчик увидел, что Асмодей возвращается еще с одним сосудом воды. Вот странно: вроде бы медленно идет, осторожно, а успел уже шесть сосудов наполнить.

«Так, ладно, хватит праздно глядеть, как другие работают. Дьявол и то трудолюбивее меня, а ведь мы заняты не на обычной стройке, а на возведении храма Всевышнего». – С этими мыслями Аарон поднялся, преодолевая послеобеденную лень, подхватил бадью и поплелся к реке, сопровождаемый опаляющими лучами…

«Нужно будет попросить, чтобы демон меня с собой взял, - крутилась мысль на обратной дороге. – Так у нас быстрее выйдет».

Аарон вернулся на закате, когда работы у храма прекращались и рабочие и архитекторы расходились по своим палаткам и шатрам. Кто-то спал прямо в недостроенном храме или возле него, но таких было немного. Вход в храм охраняли два демона, и строителям не хотелось лишний раз связываться с ними.

Асмодей появился, когда солнце почти скрылось за краем небес. Демон поставил на землю последний – десятый – сосуд, когда Аарон сказал ему:

- Царь велел тебе замешивать ногами всю глину, нужную для строительства. Можешь начинать сейчас, ведь тебе все равно не нужно спать ночью.

Одарив мальчика еще одним яростным взглядом, Асмодей вылил воду из сосуда в неглубокий – по колено взрослому мужчине – каменный колодец, заполненный комковатой белой глиной. Аарону бы пойти спать, ведь и без того ясно, что демон не посмеет ослушаться, но мальчик стоял и смотрел, как адский царь замешивает тягучую серовато-белесую массу, и прославлял того, чья сила поставила это непокорное злобное существо на службу людям и Богу.

Ночь была теплой, поэтому Аарон не пошел в палатку из воловьих шкур, а набросал пальмовых ветвей под облюбованной смоковницей.

Сон пришел сразу, как бывает у людей, чья совесть ничем не отягчена. Только вот не был он легким и приятным. Мальчику снилось, будто он летит на спине огромной птицы, обозревая под собой просторы лесов и пустынь, рек и озер, пролетает над морями и городами. И так плавно движется полет, что упасть ему не страшно. Глаз птицы он не видит и не может определить, что за дивное создание везет его на себе, чувствует только, как движутся под перьевым покровом мышцы, видит, как равномерно взмахивает крыльями птица и как расправляет их, паря над очередным городом, словно давая наезднику получше рассмотреть его.

И внезапно оборачивает к юному всаднику голову. И Аарон видит, что у нее потухшие запавшие глаза, подернутые смертной пленкой, глаза, из которых катятся кровавые слезы. Птица кричит мучительно и жалобно, начинает заваливаться назад. Крылья ее ослабевают, и чудесное создание падает, увлекая за собой Аарона…

Мальчик проснулся в холодном поту, с надрывным стоном сел и схватился руками за грудь.

Сон.

Только сон.

Он никуда не падал.

Огляделся, чтобы успокоиться. Асмодей все так же замешивал ногами глину, видимо, не сделав и перерыва, чтобы отдохнуть. Грязная тяжелая работа. Ноги вязнут в густой массе, и приходится прилагать большие усилия, чтобы выдернуть их. Глина, как зыбучий песок, засасывает стопы и голени, если хотя бы ненадолго замереть. Много сил нужно, чтобы замесить всю глину, что требуется для строительства. Но у Асмодея, судя по всему, эти силы были.

Аарон подошел к демону, глядя на серп луны, отражающийся в наполненных водой сосудах.

- Демон, отнесешь меня завтра к реке. Думаю, вместе у нас больше воды получится набрать.

Асмодей фыркнул и, прервавшись ненадолго, глянул на хозяина.

- Чтобы я носил на себе человеческого детеныша, да еще такого наглого, как ты!

- Именем Господа приказываю! – крикнул Аарон, вспоминая единственные слова, которые могли дойти до злобного духа.

Демон раздраженно выдохнул.

- Как скажешь, повелитель. Но недолго тебе и твоему царю властвовать над нами. Запомни и передай ему, если хочешь: власть его не больше, чем на год, а царство – пыль перед лицом времени. Пройдет несколько месяцев – и падет его тирания. А пока… ну что ж… пока мы вынуждены подчиняться.

Встревоженный и омраченный его словами, Аарон ушел спать. Заснуть не получалось. Мешало буквально все: от едва заметного ветерка до тихого бряцания оков на руках Асмодея. Но больше всего мешало воспоминание о сне. Что бы он мог значить? Что ему, Аарону, хотел сказать Господь посредством этого сновидения?

… Демон разбудил его на рассвете, когда на стройку только начали подтягиваться люди, большей частью заспанные и вялые архитекторы с чертежами в руках.

- Бери сосуд и веревки, водонос, и пойдем.

- А зачем веревки?

- Если ты считаешь, что во время полета сможешь и емкости держать в руках, можешь не брать.

- Полета?

- А по-твоему, я пешком столько прохожу?

Аарон ничего не ответил. Нужно, значит, нужно. Его встревожило слово «полет», особенно если учесть, что ночной кошмар все еще не вышел из головы. Но мальчик решил, что на все Господня воля: суждено ему погибнуть – даже царь не спасет, а суждено в живых остаться – и Асмодей ничего сделать не сможет.

Они отошли подальше от просыпающейся стройки, в платановую рощу, и там Асмодей обернулся крылатым львом, огромным и сверкающим, будто слиток золота. Как ни приучал себя Аарон ничему из демонских способностей не удивляться, он не смог подавить восторженного восклицания.

- Теперь забирайся мне на спину и привяжи оба сосуда веревками, - распорядился лев человеческим голосом.

Аароном овладело сомнение. Асмодей ни в коей мере не был похож на птицу из сна, но ведь сновидения не всегда следует понимать буквально. Не желая показать демону замешательство, мальчик сделал все, как велел Асмодей, привязав сосуды к его спине и четырехкратно обернув веревкой горловины – для надежности. Потом сам забрался ему на спину, устроившись между сероватых крыльев и вцепившись руками в гриву.

Демон, удостоверившись, что мальчик не мешает двигаться крыльям, отступил немного назад, оттолкнулся от земли, взмыл в воздух, набирая высоту. Аарон крепче вцепился в золотистую шерсть.

- И что, ты вчера тоже львом оборачивался? – крикнул он Асмодею, потому что ветер уже бил в лицо, снося слова.

- Разумеется, нет. Как бы я сосуд держал? У меня тоже есть крылья, которые носят меня по воздуху и которые я не показываю людям на стройке.

- А мне покажешь? – Слова вырвались прежде, чем мальчик успел понять их значение. Ведь от Асмодея сейчас зависит его жизнь. Посчитает демон, что хозяин слишком уж обнаглел – и сбросит. А царю скажет, что водонос ушел к реке и не вернулся.

Но демон не попытался сбросить его, лишь произнес покладисто:

- Покажу, если пожелаешь.

К небольшой реке – одному из бесчисленных притоков Иордана – они прибыли, когда солнце только начало подниматься над землей. В такой ранний час на берегу еще никого не было, и Асмодей, дождавшись, когда Аарон снимет с него сосуды, принял человеческий облик и, склонившись к реке, наполнил их водой. Мальчик лег на живот на берегу и опустил лицо в воду, чувствуя, как прохладные струи ласкают щеки и лоб. Хотелось вечно лежать так и не помнить ни злобного демона, что стоит у него за спиной, ни сна, что никак не может выйти у него из памяти, – ничего.

Но воздуха скоро стало не хватать, да и Асмодей уже позвал его один или два раза.

- Возвращаемся, водонос? – повторно вопросил демон, глядя на встряхивающегося мальчика.

- Подожди.

- Что еще?

- Крылья. Ты обещал показать мне свои крылья.

- Ну, смотри, - пожал плечами демон, поворачиваясь к нему спиной.

Аарон тихо охнул, когда из лопаток его резко пробились два огромных черных крыла, раскрывшись и подняв пыль. Они были… даже не то чтобы очень красивы, скорее, внушали неосознанный страх, но мальчик все равно не мог оторвать взгляда. Почему так вышло, что крылатый лев не удивил его, а крылатый человек притягивал… Наверное, это мечта всякого двуногого разумного существа – научиться летать, как ангелы. С замиранием сердца, никогда прежде не изведанным, мальчик спросил неожиданно робко:

- Можно… я потрогаю?

Асмодей кивнул, и детская ладошка легла на черные перья. Странно, отчего ему казалось, будто крылья эти хрупки, как у бабочки? Перья были жесткими, кости, прощупывающиеся через темный покров, – крупными и мощными. Это крыло могло смести его, Аарона, с ног хоть сейчас, причем без всяких усилий, но все равно мальчик продолжал дотрагиваться до него с благоговением и осторожностью. На миг мелькнула мысль: как хорошо было бы иметь это чудесное создание у себя в друзьях, чтобы оно носило его над землей, позволяя насладиться тем, чего человеку изведать от века не дано…

Нет!

Нельзя даже думать об этом! Асмодей – его раб, а не друг, Аарон никогда не запятнает себя дружбой с адской тварью, а летать над землей он и так каждый день будет – с таким-то слугой. Резко отдернув руку от крыла, мальчик произнес строго:

- Летим обратно.

… До полуденного зноя они успели слетать к реке пять раз. Аарон видел, с каким уважением смотрели на него мастера, собравшиеся над чертежами под навесом от солнца, и даже услышал краем уха: «… по праву царь им гордится, смотри, как беса приструнил». Мальчик не показывал торжества, но эти слова заставляли его раздуваться от гордости. Всего полтора дня демон у него в подчинении, а уже и слова поперек не говорит. Неужели он, Аарон, и правда оказался достоин подобного слуги…

Спать ложился довольный, велев Асмодею снова всю ночь замешивать глину. Во сне Аарон летал над землей, как днем, только теперь без сосудов для воды, за сохранность которых приходилось дрожать. Летал – и чувствовал себя свободнее, чем любой из самодержцев, свободнее, чем даже царь Соломон, вольный в своих решениях, подчиняющий себе демонов, великий и премудрый…

Мальчик откинул голову и засмеялся, подставляя лицо холодному ветру. Будто услышав его смех, птица повернула голову и посмотрела на него глазами, из которых текли кровавые слезы…

***

Прошло много месяцев. Строительство подходило к завершению, и им с Асмодеем все меньше оставалось работы. Демон присмирел, видимо, поняв, что освободиться не сможет, а пререкаться с поработителями бесполезно и чревато. Аарон за хорошую службу был удостоен царем двойной платы и двойной порции еды. Теперь каждые две недели он получал по шекелю серебра. Соломон проявлял внимание и к Асмодею, иногда вызывал его к себе или сам приходил на стройку и долго о чем-то разговаривал с пленником. Демон знал будущее, как понял Аарон, и царь хотел узнать свою судьбу. Мальчик со своей стороны думал, что неплохо бы спросить у адского князя, что означал сон о птице, плачущей кровью и сбрасывающей мальчика со спины, но так и не решился. Сначала смелости не хватало, а потом уже смертельный полет перестал ему сниться…

… Он снова летел. Как и прежде, ветер бил в лицо, развевая волосы, вызывая слезы. Только на этот раз порывы его были еще свирепее, чем раньше, Аарону казалось, его сносит со спины птицы, и мальчик вцеплялся в жесткие перья, уже не наслаждаясь полетом, но заботясь только о том, как бы не упасть. Теперь птица уже явственно старалась сбросить седока, закладывала невообразимые петли, кувыркалась, как бешеная, взмывала вверх и ныряла вниз, не жалея себя, желая только избавиться от судорожно сжавшегося тела на своей спине. Наконец, поняв, что надоедливый наездник держится крепко, птица обернула к нему голову и закричала – надрывно, громко, по-звериному. Если бы мальчик не зажал уши, он бы погиб – почему-то было такое убеждение. Но чтобы заткнуть слух, пришлось отпустить перья на загривке птицы. И та, с торжествующим клекотом, заложила петлю…

Последним, что он почувствовал, был чудовищной силы удар о водную поверхность…

… Луна светила мягко и спокойно, озаряя смоковницу, колодец с глиной и храм в отдалении, день и ночь освещаемый одним из приневоленных демонов. Асмодея в колодце не было. Аарон не сразу даже понял, что звон оков, к которому он так привык, исчез и больше не сопутствует его сну. Царь, что ли, демона позвал? А он, Аарон уж собирался было спросить его, что означает этот жуткий сон, который снова привиделся ему после почти годового перерыва… Вздохнув, мальчик снова положил голову на пальмовые ветви, пытаясь уснуть и уже заранее зная, что не получится.

… Разбужен он был криками и суетой вокруг. Вскочил, продирая глаза, еще не совсем сознавая, где находится и что вообще случилось. Люди кругом не обращали на него внимания. Все бежали к храму, будто в нем начался пожар, и Аарон бросился вместе с остальными. Вдруг, не приведи, конечно, Господь, действительно пожар!

То, что открылось его взгляду, было немногим лучше. На строительных лесах на одном из верхних уровней храма раньше стояли восемь сосудов с маслами и один – с драгоценностями и украшениями для будущего святилища. Поставлены они были в отдалении от остальных лесов и гораздо выше, дабы никому из строителей не пришло в голову зачерпнуть масел, на которые царь потратил двести шекелей из своей казны, или припрятать что-то из золота. И вот теперь сосуды с маслами валялись на земле, разбитые на сотни осколков, а сосуд с украшениями отсутствовал вообще.

Сказать, что Аарону стало дурно, – не сказать ничего. У него в голове не укладывалось, как могло прийти кому-то в голову обокрасть и обесчестить божий храм, отнять у Господа то, что принадлежит ему по праву…

Внезапно из толпы раздалось:

- Это демоны виноваты! Адские отродья! Кто еще мог взлететь так высоко ночью, когда добрые люди спят, одни эти твари бодрствуют!

В ответ послышался одобрительный рев. Кажется, люди нашли, на кого свалить похищение и осквернение, и Аарону не казалось, что они так уж неправы.

Непонятно, чем бы все это кончилось, если бы под утренним солнцем не засверкали пики царской стражи и сам владыка не появился среди возбужденных и возмущенных строителей, готовых уже наброситься на своих приневоленных помощников. Взмахом руки царь велел замолчать, и выкрики стихли постепенно, когда весть о приближении царя дошла до тех, кто стоял в отдалении и не мог видеть всего.

Соломон оглядел разбитые сосуды, к которым никто не осмеливался притронуться, перевел взгляд на демона-стража, Стафа, гигантскую собаку, которой поручено было охранять храм. Ничего не сказал и повернулся к толпе.

- Говорите по одному.

Вперед выступил Равия, старший каменотес, и, запинаясь и задыхаясь от возмущения, принялся рассказывать, как все было. Проснулся он на рассвете, пошел, как обычно, к храму, чтобы за работу приняться. И видит: осколки сосудов в пыли валяются, а страж неусыпный, пес адский, прогуливается перед храмом как ни в чем не бывало. Поднял глаза вверх – и оторопел. Ни одного сосуда не сохранилось.

Аарону в голову пришла страшная догадка. Как он раньше-то не сообразил, осел безмозглый… Но, чтобы решиться высказать пришедшую в голову мысль, нужно было набраться храбрости, а вот ее-то как раз и недоставало, поэтому мальчик только открывал и закрывал рот, так и не осмеливаясь произнести вслух то, что вертелось на языке.

- Ты хочешь что-то сказать, Аарон-водонос? – Царь, похоже, заметил его терзания и решил облегчить.

- Я… ну…

- Говори смелее, не бойся.

Мальчик набрал в грудь побольше воздуха и выпалил на одном дыхании:

- Я думаю, в случившемся виновен демон Асмодей.

- Вот как? – Царь с любопытством глянул на мальчика. – Отчего ты так думаешь?

- Этой ночью я проснулся и увидел, что демона нет на его обычном месте. Он не появился и до сих пор. И если он вправду виновен, то сейчас должен либо прятаться от нас, либо прятать украденные сокровища. У него есть крылья, я видел, и он умеет оборачиваться крылатым львом. И он мог приказать любому демону совершить святотатство, потому как князь их.

Соломон глядел на него задумчиво, отчего мальчику стало неуютно и захотелось отвернуться или вообще уйти подальше.

- Хорошо, Аарон. Думаю, ты сможешь подтвердить свои слова. Стаф! – обратился царь к псу-стражу. – Чтобы снискать мое прощение за то, что ты упустил вора, приведи ко мне Асмодея. Сюда. Сейчас. Хочу устроить ему очную ставку с господином.

Демону-собаке приказ, судя по всему, не понравился. Стаф жалобно заскулил, пятясь внутрь храма, но царь красноречиво покрутил на пальце перстень с гексаграммой, и страж растворился серым дымом.

Стройка вновь взволнованно зашумела. Послышались выкрики:

- Да он это!

- Дело мальчик говорит!

- Там масла на двести шекелей было!

- Поганые демоны, работать не хотят, так еще из дома божьего воруют!

Чем больше Аарон слышал подобных криков, тем более крепла его уверенность в собственной правоте, и под конецон готов был хоть перед Господом ее отстоять. Виновен Асмодей. Иначе зачем бы ему скрываться?

Новая волна воодушевления прошла по притихшей стройке, когда послышалось:

- Ведет! Ведет!

Взбудораженная толпа едва не пожирала глазами демона-пса, рядом с которым шел Асмодей, как отметил Аарон, все еще в оковах.

Дав людскому возбуждению схлынуть, Соломон поднял руку, требуя тишины. Угомонились, как обычно, не сразу. Каждый хотел вылезти вперед, чтобы посмотреть, как царь будет вершить суд над виновным демоном. Так как при них еще не наказывали существо нечеловеческого происхождения, всем не терпелось глянуть, как это будет происходить.

- Вот этот мальчик, Асмодей, говорит, что ты украл сосуд с драгоценностями для украшения храма и разбил емкости с маслами, на которые я потратил значительную часть своей казны. Так ведь ты говорил, Аарон?

Мальчик сглотнул. Вся его уверенность испарилась, вытекла, будто песок, стоило только взглянуть в горящие злобой черные глаза. Смелее, Аарон, соберись… Ведь он всего лишь жалкий раб, твой собственный раб, да и царь рядом, не позволит демону творить бесчинства над его подданными. Ну, что же ты молчишь. Перед лицом Господа проявляешь достойное презрения малодушие…

Мальчик вскинул глаза на храм и произнес, стараясь, чтобы не дрожал голос:

- Да, так, владыка. Сегодня ночью Асмодея не было на его обычном месте, в то время как до этого демон каждую ночь исправно замешивал глину.

Царь смерил Аарона изучающим взглядом, затем бросил такой же взгляд на демона.

- Что ты скажешь в свое оправдание, Асмодей?

- Скажу, что не пристало сыну Неба оправдываться перед жалким человеком.

- Тогда я свяжу тебя и велю бить кнутом, пока не расскажешь, как было дело. А если не признаешься до заката – оставлю связанным, так что и пальцем пошевелить не сможешь.

Тяжелое молчание было ему ответом.

- Принесите кнут.

Асмодей проводил стражника мрачным взглядом, обвел глазами притихшую толпу. Вроде бы все хорошо и преступник будет наказан, но Аарону стало отчего-то не по себе. Он отвернулся, когда взгляд Асмодея, пробежав по лицам рядом стоящих, обратился к нему, но, и не глядя ему в глаза, чувствовал на себе прожигающий до костей взор.

Стражник вернулся с плетью из воловьей шкуры, и тут же цепь, сковывающая руки Асмодея, словно сама по себе подняла их вверх, сведя над головой, оставив демона распятым между землей и небом. Строители как один вздохнули, видя силу волшебства, Аарон от души понадеялся, что чары не спадут раньше срока. Впрочем, сейчас он был бы рад, если бы они не спадали вообще.

Свистнула плеть, тяжелым ударом обрушившись на спину Асмодея. Затем еще раз. И еще. Дикий крик раздался внезапно по всем землям храма. Его подняли демоны, видя, что делают с их повелителем, и не будучи в силах помешать. Аарон старательно отводил глаза от искавшего их взгляда, подавляя желание уйти в задние ряды, спрятаться в толпе, чтобы не видеть больше Асмодея и чтобы Асмодей не видел его…

… Казалось, много часов на стройке слышен был только плач демонов и свист плети. Солнце успело уже подняться и жгло спины, а никто и не думал приступать к работе. Все ждали, когда же, наконец, сдастся упрямый демон. Когда первый стражник устал, его сменил другой, потом – третий, потом – четвертый. Когда подступил пятый, Асмодей не выдержал.

- Выслушай меня, царь! – крикнул он, перекрывая демонский вой. – Я знаю, кто украл сосуд с золотом!

Соломон поднял руку, приказывая стражнику-истязателю остановиться.

- Я не сомневался, что знаешь, но хотел развязать тебе язык. И кто же?

- Левий-каменотес.

На какой-то миг на стройке воцарилась тишина, а потом закричали все разом:

- Лжешь, собака!

- Не мог он!

- Хватит на честных людей наговаривать!

- Значит, Левий? – не обращая внимания на всеобщее возбуждение, переспросил царь – А как же он добрался до верхней площадки лесов, если туда нельзя забросить канат?

- Наспех сколоченная деревянная лестница.

Царь еще с минуту сверлил демона взглядом, затем вопросил громко:

- Где Левий-каменотес?

Ответом ему было растерянное бормотание. Люди переглядывались, ища в своих рядах обвиняемого, постепенно понимая, что не найдут.

- Где Левий? Куда подевался? Что с ним такое? Может, действительно вор? – раздавалось со всех сторон.

Люди были озадачены и испуганы, невозмутимым оставался один только Соломон, который и велел все тому же Стафу-псу:

- Приведи мне Левия-каменотеса.

Адский пес растаял сероватым, едко пахнущим дымом, и сразу же воцарилась такая тишина, что слышно было, как муха перелетает с одного плеча на другое. Аарон вздохнуть боялся, уставившись в землю, не поднимая глаз на Асмодея. Сколько времени прошло в этом могильном молчании, он не взялся бы сказать. Даже зной не ощущался им так, как внутреннее напряжение и осознание того, что он, Аарон, очень возможно, оказался клеветником и лжесвидетелем.

В этой тишине и привел демон-пес к царю Левия, немолодого уже мужчину лет пятидесяти, горбоносого и бородатого. Царь, которому, видимо, надоело уже стоять под палящим солнцем, спросил без предисловий:

- Отвечай, Левий-каменотес, ты украл сосуд с храмовыми сокровищами?

- Вели ему показать руки, царь, - подал голос Асмодей. – Лестница была сколочена наспех, и доски обструганы плохо. Его ладони должны быть содраны в кровь.

- Покажи.

Мужчина протянул руки вверх ладонями, местами ободранными до крови. По толпе, начиная от ближайших к Левию рядов, пробежал глухой ропот.

- Ответь, каменотес, правда ли это, что ты поднялся на верхний уровень храма, чтобы украсть золото?

- Я… нет, это… владыка, послушай… - начал было несвязно лепетать строитель, но царь прервал его речь поднятием руки.

- Хорошо, поступим по-другому. Клянись перед лицом Всевышнего, что не виновен, и пусть разверзнется под тобой земля, если солжешь хоть словом.

Несколько долгих томительных секунд в душе каменотеса, судя по всему, боролись два противоречивых желания, а потом Левий рухнул на колени в пыль, ударившись лбом о землю.

- Сжалься, владыка! Жадность обуяла! Ваал-Фегор*, демон хананейский попутал, внушил грязные мысли! Я бы никогда по собственной воле из дома божьего ничего не взял! Все бесы проклятые, не отстают, шепчут на ухо всякие мерзости, заставляют себе поклоняться, а я…

- Где золото? – прервал его царь.

- Он не унес его далеко, - подал голос Стаф, - и бросил там, где я нашел его, - у реки.

- Хорошо. – Соломон устало потер висок, и Аарону стало как-то не по себе от этой минутной слабости царя. – А зачем же было сосуды с маслом бить?

- Не хотел, владыка! Но в ночной темноте много ли увидишь? Задел нечаянно один, он другой толкнул, тот – третий…

Царь вздохнул.

- Я не буду спрашивать у тебя, знаешь ли ты, сколько серебра я потратил, чтобы купить их, лучше Асмодею задам вопрос. – Он с улыбкой обернулся к демону. – Как думаешь, подземный князь, какого наказания заслуживает этот человек?

- Смертной казни, владыка. – Страшная улыбка скользнула по иссушенным губам.

- О нет, демон, это слишком жестоко даже для такого преступления. Пожалуй, я поступлю так, как поступали с ворами мои предки. Иеффай! Отруби ему правую руку!

Один из стражников, тот, что истязал Асмодея, шагнул к Левию, невольно подавшемуся назад и бормочущему мольбы, обращенные то ли к Богу, то ли к царю, сдвинул с наспех сколоченного стола чертежи и прижал правую руку осужденного к светлой платановой древесине.

Дальше Аарон смотреть не стал и рванул прочь от стройки, к палаткам, через толпу, чтобы не слышать, не видеть, не знать… Но до ушей его все равно долетел истошный страшный вой…

… Солнце стояло высоко в небе, и все строители уже давно сидели в своих палатках, под навесами или деревьями, чтобы спрятаться от палящих лучей. Казалось, только демонам они не помеха. Белокожая Оноскелис, как прежде, свивала веревки для канатов, Стаф расхаживал перед входом в храм на самом солнцепеке, легион демона-льва, имени которого Аарон не знал, таскал из рощи стволы и бревна. Асмодей замешивал ногами глину.

Черные волосы его, покрытые пылью, падали на иссеченную спину, на лицо, и мальчику показалось, что демон прячется от всех и вся, не желая ни с кем иметь дела. В душе Аарона шевельнулся крошечный червячок незнакомого прежде чувства. Вернее, знакомого, конечно же, только не по отношению к этому демону. Жалость… вина…

- Демон… хм… Асмодей, - позвал мальчик робко.

Адский дух поднял лицо, и на Аарона взглянули запавшие черные глаза, лихорадочно блестящие, недобрые, только и кажущиеся живыми на побледневшем лице.

- Это… - мальчик набрал в грудь побольше воздуха, надеясь вместе с ним вдохнуть и храбрости, - это было глупо и гадко. Я ошибся. Я думал, что виновен ты, потому что тебя не было на обычном месте и ты не появился после. Мне следовало… да не знаю, что мне следовало на самом деле… Молчать, наверное. Но, если бы не привели тебя, как бы смог царь отыскать настоящего вора… Мне жаль, что тебя наказали безвинно.

Не успело последнее слово сорваться с его губ, как демон в два широких шага пересек колодец и оказался рядом с Аароном. Сильная рука сжала его горло, лицо дьявола приблизилось к лицу мальчика, так что он почувствовал на своих щеках иссушающее дыхание пустынного ветра, попытался вырваться, но его попытки смешны были демону. Если точнее, адский дух их не замечал.

- Тебе жаль? – прошипел Асмодей. – Ты считаешь, я удовлетворюсь тем, что тебе жаль? Ты даже прощения попросить брезгуешь, мальчишка, я не говорю о том, чтобы искупить твою вину. Это, - демон передернул исхлестанными плечами, - ничто по сравнению с унижением, которому я подвергся от людей. По твоей вине, бесчестный. Эти руки, - жесткие сильные пальцы сдавили шею Аарона так, что тяжело стало дышать, - держали оружие, противостоять которому могли только ангелы, а сейчас закованы в цепи. Эти ноги ступали по небесной тверди, а теперь месят глину! И ты безнадежно глуп, если считаешь, что твоя лицемерная отповедь сможет меня растрогать. Будь моя воля, - рука на его горле сжалась сильнее, - я сломал бы тебе шею прямо здесь, но моя воля связана. Однако недолго ей оставаться в путах, мальчишка. И я обещаю тебе, что, когда вырвусь на свободу, вспомню все, что, ты полагал, останется безнаказанным.

С этими словами он отшвырнул от себя посиневшего Аарона, и мальчик рухнул в пыль, кашляя, хватая ртом воздух и растирая горло руками. На глазах его выступили злые слезы: он так надеялся выпросить прощение или хотя бы равнодушное снисхождение у Асмодея, что прилив его гнева вышел совершенно неожиданным. Хотя на что он рассчитывал… искать понимания у демона так же глупо, как у дикого льва. Но обида все равно жгла сердце и глаза, и Аарон крикнул в ярости:

- Я хотел помириться с тобой, демон, а ты оттолкнул меня! Больше я не подойду к тебе с предложением мира! Я повелеваю тебе вымесить всю глину в колодце до захода солнца и принести два раза по десять сосудов воды. И, если ты не сделаешь хоть малой части из приказанного, я сообщу царю, что ты уклоняешься от работы! И пусть владыка накажет тебя как посчитает нужным, я не вступлюсь, слышишь, и не подумаю слова в твою защиту сказать!

Он убегал, давясь злыми слезами, а в спину ему смотрел ненавистный демон и не менее ненавистное полуденное солнце…

… Дворец окутывала вечерняя тишина. Затихла стройка, стихала суета в комнатах, слуги расходились по своим каморкам, наложницы готовились встретить господина, придирчиво рассматривая золото и шелка, выбирая наряд. Царю не было дела. Они с Асмодеем неспешно брели по внутреннему двору, не начиная разговор, просто вслушиваясь в царящее вокруг затишье.

- И почему ты сразу не сказал, что это был Левий? – решил начать царь.

- Потому что сын Неба не должен отчитываться перед человеком, - прохладно произнес Асмодей.

- Ты считаешь меня обычным человеком, демон, - покачал головой Соломон. – А ведь я не так обычен, как ты думаешь. Меня сам Господь избрал на царствование над этим народом. Ты видишь: моя страна простирается далеко за Иордан, могущество мое безгранично, мне служишь ты и твои подданные. Не считай, что царь Израиля подобен любому каменотесу на той же стройке. Не зазорно тебе служить мне, Асмодей, не зазорно подчиняться.

- Думаешь, это Господня помощь делает тебя способным властвовать над нами? Помощь, а не кольцо с гексаграммой?

- Что кольцо! Оно было мне опорой вначале, когда я только начинал строить храм. Теперь, когда стены его почти возведены, а сила моя возросла неимоверно, я могу подчинить духов и без кольца.

- Если ты так уверен, царь, отдай его мне.

- Если думаешь, что таким образом сможешь освободиться, демон, ты ошибаешься. – Соломон снял с пальца перстень и вложил в протянутую ладонь Асмодея.

И тотчас же оковы, которые демон носил уже почти год, спали с его рук. Не прошло и секунды, как из обычного человека дьявол превратился в исполина, одно крыло которого простиралось до небес, а другое – кончиком касалось земли. Подхватив царя в ладонь, Асмодей что было силы швырнул его подальше от себя, через леса и реку, в пустыню.

- Я проклинаю тебя на вечные скитания, бывший царь Израиля! Ты никогда не выберешься из песков и в них найдешь себе могилу! – Слова его сочились ядом ненависти, накапливающейся на протяжении года, и казалось, будто ненависть эта капает с его уст, как отрава.

А потом вечерний воздух прорезал хохот. И от хохота этого застонала и сотряслась обетованная земля. Люди в палатках подняли головы от успевшего сморить их сна, перешептывались, переглядывались испуганно, взывали к Богу, думая, что настал конец света. Но жуткий смех скоро стих, как стихают громовые раскаты, и строители, полные дурных предчувствий, вновь легли спать…

… Аарон проснулся от удара о воду. Вскочил, хватаясь за грудь, оглядываясь кругом. Стройка уже начинала оживать, а проклятого демона снова не было на месте. Да что же это такое… когда ему снится этот жуткий сон, Асмодей, как обычно, где-то прохлаждается. Нужно рассказать царю. Хотя бы потому, что демон так и не сказал, куда отлучался вчера. Аарон не хотел допустить того, чтобы на него показывали пальцами и неодобрительно качали головами: мол, не смог демона своего приструнить…

Царский дворец находился неподалеку от будущего храма, но Аарон все равно припустил бегом. Почему-то ему казалось очень важным рассказать об отлучке Асмодея как можно раньше. Будто это могло что-то исправить.

У входа его задержали стражи, преградив дорогу пиками.

- Что тебе нужно во дворце?

- Пожалуйста! – задыхаясь после долгого бега, выпалил Аарон. – Мне нужно увидеть царя! Это важно! Один из демонов сбежал!

Стражи помрачнели, переговорили о чем-то между собой, и один произнес:

- Проходи.

С трудом сориентировавшись во дворце, где никогда раньше не был, Аарон повторил свою отповедь и перед стражей у покоев царя, которая пыталась уверить его, что владыка отдыхает и к нему нельзя. Мальчику удалось настоять на своем, пускай он и ждал, что царственный гнев сейчас обрушится на него всей своей разрушительной мощью…

Соломон стоял у широкого окна, вполоборота к Аарону, и глядел вниз на внутренний двор, где резвились двое его сыновей – Ровоам и Менелик.

- О владыка! – Аарон рухнул на колени, сложив руки на груди. – Вели меня казнить, но сначала выслушай! Асмодей, демон, которого ты дал мне под начало…

Царь обернулся, и мальчик забыл, о чем хотел говорить. Из-под царского венца на него смотрели черные глаза Соломона, глаза, на дне которых ревело и плескалось кровавое пламя. Они словно смеялись ему в лицо: «Теперь и мы поменялись местами, Аарон…»

____________________________

* Ваал-Фегор - хананейское именование Бельфегора, демона, искушающего людей богатством.